– Я ничего этого не знал, – угрюмо промолвил Маугли и нахмурил густые черные брови.
– Что говорит Закон Джунглей? Сначала ударь, потом подавай голос. По одной твоей беспечности они узнают в тебе человека. Будь же благоразумен. Сердце говорит мне, что, если Акела промахнется на следующей охоте – а ему с каждым разом становится все труднее и труднее убивать, – волки перестанут слушать его и тебя. Они соберут на Скале Совета Народ Джунглей, и тогда… тогда… Я знаю, что делать! – крикнула Багира, вскакивая. – Ступай скорее вниз, в долину, в хижины людей, и достань у них Красный Цветок. У тебя будет тогда союзник сильнее меня, и Балу, и тех волков Стаи, которые любят тебя. Достань Красный Цветок!
Красным Цветком Багира называла огонь, потому что ни один зверь в джунглях не назовет огонь его настоящим именем. Все звери смертельно боятся огня и придумывают сотни имен, лишь бы не называть его прямо.
– Красный Цветок? – сказал Маугли. – Он растет перед хижинами в сумерки. Я его достану.
– Вот это говорит человечий детеныш! – с гордостью сказала Багира. – Не забудь, что этот цветок растет в маленьких горшках. Добудь же его поскорее и держи при себе, пока он не понадобится.
– Хорошо! – сказал Маугли. – Я иду. Но уверена ли ты, о моя Багира, – он обвил рукой ее великолепную шею и заглянул глубоко в большие глаза, – уверена ли ты, что все это проделки Шер-Хана?
– Да, клянусь сломанным замком, который освободил меня, Маленький Брат!
– Тогда клянусь буйволом, выкупившим меня, я заплачу за это Шер-Хану сполна, а может быть, и с лихвой, – сказал Маугли и умчался прочь.
«Вот человек! В этом виден человек, – сказала самой себе Багира, укладываясь снова. – О Шер-Хан, не в добрый час вздумалось тебе поохотиться за Лягушонком десять лет назад!»
А Маугли был уже далеко-далеко в лесу. Он бежал со всех ног, и сердце в нем горело. Добежав до пещеры, когда уже ложился вечерний туман, он остановился перевести дыхание и посмотрел вниз, в долину. Волчат не было дома, но Мать Волчица по дыханию своего Лягушонка поняла, что он чем-то взволнован.
– Что случилось, сынок? – спросила она.
– Шер-Хан разносит сплетни, как летучая мышь, – отозвался он. – Я охочусь нынче на вспаханных полях.
И он бросился вниз, через кусты, к реке на дне долины, но сразу остановился, услышав вой охотящейся Стаи. Он услышал и стон загнанного оленя и фырканье, когда олень повернулся для защиты. Потом раздалось злобное, ожесточенное тявканье молодых волков:
– Акела! Акела! Пускай волк-одиночка покажет свою силу! Дорогу Вожаку Стаи! Прыгай, Акела!
Должно быть, волк-одиночка прыгнул и промахнулся, потому что Маугли услышал щелканье его зубов и короткий визг; когда олень сшиб Акелу с ног передним копытом.
Маугли не стал дожидаться, а бросился бегом вперед. Скоро начались засеянные поля, где жили люди, и вой позади него слышался все слабей и слабей, глуше и глуше.
– Багира говорила правду, – прошептал он, задыхаясь, и свернулся клубком на куче травы под окном хижины. – Завтра решительный день и для меня и для Акелы.
Потом, прижавшись лицом к окну, он стал смотреть на огонь в очаге. Он видел, как жена пахаря вставала ночью и подкладывала в огонь какие-то черные куски, а когда настало утро и над землей пополз холодный белый туман, он увидел, как ребенок взял оплетенный горшок, выложенный изнутри глиной, наполнил его углями и, накрыв одеялом, пошел кормить скотину в хлеву.
– Только и всего? – сказал Маугли. – Если даже детеныш это умеет, то бояться нечего.
И он повернул за угол, навстречу мальчику, выхватил горшок у него из рук и скрылся в тумане, а мальчик заплакал от испуга.
– Люди очень похожи на меня, – сказал Маугли, раздувая угли, как это делала женщина. – Если его не кормить, он умрет. – И Маугли набросал веток и сухой коры на красные угли.
На половине дороги в гору он встретил Багиру. Утренняя роса блестела на ее шкуре, как лунные камни.
– Акела промахнулся, – сказала ему пантера. – Они убили бы его вчера ночью, но им нужен еще и ты. Они искали тебя на холме.
– Я был на вспаханных полях. Я готов. Смотри! – Маугли поднял над головой горшок с углями.
– Хорошо! Вот что: я видела, как люди суют туда сухую ветку, и на ее конце расцветает Красный Цветок. Ты не боишься?
– Нет! Чего мне бояться? Теперь я припоминаю, если только это не сон: когда я еще не был волком, я часто лежал возле Красного Цветка, и мне было хорошо и тепло.
Весь этот день Маугли провел в пещере: он стерег горшок с огнем и совал в него сухие ветки, пробуя, что получится. Он нашел такую ветку, которой остался доволен, и вечером, когда Табаки подошел к пещере и очень грубо сказал, что Маугли требуют на Скалу Совета, он засмеялся и смеялся так долго, что Табаки убежал. Тогда Маугли отправился на Совет, все еще смеясь.
Акела, волк-одиночка, лежал возле своей скалы в знак того, что место Вожака Стаи свободно, а Шер-Хан со сворой своих прихвостней разгуливал взад и вперед, явно польщенный. Багира лежала рядом с Маугли, а Маугли держал между колен горшок с углями. Когда все собрались, Шер-Хан начал говорить, на что он никогда бы не отважился, будь Акела в расцвете сил.
– Он не имеет права! – шепнула Багира. – Так и скажи. Он собачий сын, он испугается.
Маугли вскочил на ноги.
– Свободный Народ! – крикнул он. – Разве Шер-Хан Вожак Стаи? Разве тигр может быть нашим вожаком?
– Ведь место вожака еще не занято, а меня просили говорить… – начал Шер-Хан.
– Кто тебя просил? – сказал Маугли. – Неужели мы все шакалы, чтобы пресмыкаться перед этим мясником? Стая сама выберет вожака, это чужих не касается.
Раздались крики:
– Молчи, человечий детеныш!
– Нет, пускай говорит! Он соблюдал наш Закон!
И наконец старики прорычали:
– Пускай говорит Мертвый Волк!
Когда Вожак Стаи упустит свою добычу, его называют Мертвым Волком до самой смерти, которой не приходится долго ждать. Акела нехотя поднял седую голову:
– Свободный Народ и вы, шакалы Шер-Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за это время ни один из вас не попал в капкан и не был искалечен. А теперь я промахнулся. Вы знаете, как это было подстроено. Вы знаете, что мне подвели свежего оленя, для того чтобы моя слабость стала явной. Это было ловко сделано. Вы вправе убить меня здесь, на Скале Совета. И потому я спрашиваю: кто из вас пойдет и прикончит волка-одиночку? По Закону Джунглей я имею право требовать, чтобы вы подходили по одному.
Наступило долгое молчание. Ни один волк не смел вступить в смертный бой с Акелой. Потом Шер-Хан прорычал:
– На что нам этот беззубый глупец? Он и так умрет! А вот человечий детеныш зажился на свете. Свободный Народ, он с самого начала был моей добычей. Отдайте его мне. Мне противно видеть, что все вы словно помешались на нем. Он десять лет мутил джунгли. Отдайте его мне, или я всегда буду охотиться здесь, а вам не оставлю даже голой кости. Он человек и дитя человека, и я всем сердцем ненавижу его!
Тогда больше половины Стаи завыло:
– Человек! Человек! На что нам человек? Пускай уходит к своим!
– И поднимет против нас всех людей по деревням?! – крикнул Шер-Хан. – Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не смеет смотреть ему в глаза.
Акела снова поднял голову и сказал:
– Он ел вместе с нами. Он спал вместе с нами. Он загонял для нас дичь. Он ни разу не нарушил Закона Джунглей.
– Мало того: когда его принимали в Стаю, в уплату за него я отдала буйвола. Буйвол стоит немного, но честь Багиры, быть может, стоит того, чтобы за нее драться, – промурлыкала Багира самым мягким голосом.
– Буйвол, отданный десять лет назад! – огрызнулась Стая. – Какое нам дело до костей, которым уже десять лет?
– Или до того, чтобы держать свое слово? – сказала Багира, оскалив белые зубы. – Недаром вы зоветесь Свободным Народом!
– Ни один человечий детеныш не может жить с Народом Джунглей! – провыл Шер-Хан. – Отдайте его мне!